«Когда его, наконец, уберут?!»
«Губернатора не интересуют запросы людей, и они отвечают ему взаимностью»
Николай Сандаков — о слабой региональной власти и разочарованиях челябинцев
В четверг, 15 февраля, бывший вице-губернатор Челябинской области Николай Сандаков и его соратники по движению «Челябинск, дыши!» готовы рассказать горожанам о своих целях, планах и проектах, а также озвучить анонсированные ранее требования к власти и промышленникам. По словам Сандакова, в команде уже больше 130 человек, а людей, которые сочувствуют, — более 10 тысяч. Накануне презентации движения «Челябинск, дыши!» в интервью Znak.com Николай Сандаков анализирует, что происходит в региональной власти сейчас, в чем главные проблемы губернатора Бориса Дубровского, может ли он кардинально изменить ситуацию и как надо решать экологические проблемы Челябинска.
— Николай Дмитриевич, проблема экологии в Челябинске, мягко скажем, не нова.
— Сегодня эта тема доминирующая. Для Челябинска она стала не только экологической, но и экономической, и политической, и социальной. К сожалению, региональная власть недопонимает, что общество на грани. Люди, которые в большей степени ответственны за то, что происходит, — крупные промышленники, — не понимают, что в ближайшее время их действия могут привести не только к экономическому краху.
— Областное руководство говорит, что оно бы и радо навести порядок, но полномочий нет — они у Росприроднадзора, Роспотребнадзора и т. д. При чём здесь Дубровский?
— При том, что он — главная политическая фигура в регионе… Пока ещё остаётся. Но есть ощущение, что губернатор не управляет политическими процессами в области. Разговоры о том, что нет полномочий, скорее, для того, чтобы оправдать сложившуюся ситуацию и изобразить некую деятельность. Сегодня губернатор мало того, что обладает достаточными полномочиями исполнительной власти, ещё и имеет право в соответствии с указом президента от 2010 года координировать действия федеральных органов власти. У губернатора есть такой инструмент, как комиссия по чрезвычайным ситуациям, которая может и должна следить за подобными процессами.
Посмотрите на наших соседей в Екатеринбурге, где был принят стратегический план, по которому самые серьезные загрязнители вынесены из города силами муниципалитета. Почти без региональной и совсем без федеральной помощи. За счёт правильных нормативных актов муниципалитета. Что они сделали? Воспользовались полномочиями территориального планирования города и сделали так, что предприятиям первого и второго класса опасности просто стало невыгодно находиться в центре Екатеринбурга. Соответственно, проблема за 5-6 лет была решена.
Конечно, важный фактор — отношение промышленников к властям и территории, где они работают.
Пример — УГМК. 10 лет назад заводы компании были одними из самых грязных производств. Сегодня они дополнительно ставят у себя датчики контроля, газоанализаторы, проблем еще много, но движение очевидно: предприятия значительно сократили выбросы и сегодня соответствуют мировым экологическим стандартам. Мы подобное движение, кстати, наблюдаем на примере Челябинского цинкового завода.
— Назовите челябинских загрязнителей.
— Они известны. Это «Мечел» и ЧЭМК. Свалка, которая, по официальной статистике, генерирует 60 тыс. тонн отходов, а, по данным независимых экологов, — 140 тыс. тонн. Представляете, свалка выбрасывает в воздух вещества, которые можно взвесить! Еще один загрязнитель — это, конечно, Коркинский разрез, который воздействует на Челябинск в меньшей степени, чем три предыдущих, но, как только появляется южный ветер, он приносит нам все «прелести» возгораний.
— В этом плане ваши слова мало чем отличаются от данных того же Росприроднадзора…
— К сожалению, Росприроднадзор именно с такой последовательностью и аргументацией эти данные не озвучивает. Он очень аккуратен в своих заключениях и руководствуется данными с предприятий и предельно допустимыми нормами по выбросам. Но система мониторинга практически разрушена. Даже те системы Гидрометцентра, которые существовали, не соответствуют никаким требованиям. Тем более их всего 8, хотя надо 20.
— Есть мобильные лаборатории, закупленные региональным минэкологии и «Горэкоцентром», проводятся регулярные рейды активистов, есть судебные иски Росприроднадзора к тому же «Мечелу», уголовные дела…
— Имеющиеся сегодня два уголовных дела находятся в стадии расследования. Всем очевидно, что никакими сроками они не закончатся. Нет, Росприроднадзор делает сегодня больше других ведомств: Роспотребнадзора, министерства экологии региона, да и всей областной администрации. Но! К чему это привело? Снизошёл олигарх Зюзин (владелец «Мечела» — прим. ред.) до заключения некого соглашения, по которому в обмен на экологические мероприятия, которые он и так должен сделать, он ещё и льготы региональные получает.
На днях, кстати, Гаттаров (вице-губернатор — прим. ред.) проводил совещание, на котором они («Мечел» — прим. ред.) рассказывали, какие экологические мероприятия реализуют к 2025 году. Не мне вам объяснять, что любое политическое планирование в региональных масштабах больше чем на 4-5 лет губернаторского срока не имеет никакого смысла. К 2025 году дважды пройдут губернаторские выборы и, возможно, дважды сменится власть. И загадывать, что через семь лет мы вдруг будем беспроблемно дышать, будет только человек, который здесь никогда не жил и не разбирается в политике вовсе.
Росприроднадзор и Роспотребнадзор об этом не говорят. Они, к сожалению, занимаются тем, что пытаются в накалившейся обстановке формулировать некие решения и рассказывать людям, что якобы что-то делается. Это симуляция. Ничего реально не происходит. Каждую субботу есть ощущение, что воздух можно потрогать, потому что контрольные органы, СМИ и власть ушли отдыхать, а тот, у кого в руках рубильник, понимает, что может выбросить больше, чем обычно.
Про передвижные лаборатории. Их порядка 14 штук. Сертифицирована одна. Условно говоря, даже юридически предъявить претензии по замерам, сделанным этими лабораториями, нельзя. Возьмем одну работающую. Как она работает? Кто-то что-то почувствовал, позвонил, после череды согласований через 3-4 часа эта машина выехала, нашла условное превышение по формальдегиду. Но дальше ничего не происходит, потому что предъявить кому-то претензии нельзя. Каждый будет показывать на соседа и говорить: «Это не я».
— На это власти предложили идею сводного тома предельно допустимых выбросов. Зачем ходить по отдельным предприятиям и доказывать вину кого-то конкретного, если загрязнение зафиксировано в целом квартале.
— Что такое сводный том? Кто-то посчитает, сколько в районе должно быть всего выбросов. И если вдруг произошло превышение, то будет некая солидарная ответственность. Но поставьте себя на место предприятий. Того же цинкового завода. Он находится в промышленной зоне, провел все экологические мероприятия, создал чистое производство (ситуация на ЧЦЗ, конечно, пока далека от идеала, но все же). Соседи надымили, а приходят к тебе. Цинковый спрашивает: «За что? У меня же всё сделано». А в ответ: «Нет, платите штраф». Это во-первых.
Во-вторых, закон ещё даже не рассматривался Госдумой. На совместном заседании Сергея Сушкова (вице-губернатора — прим. ред.) и Владимира Бурматова (депутата Госдумы — прим. ред.) было озвучено, что в такой редакции его принимать не будут. И что якобы челябинцы смогут повлиять на поправки. Ну опять же никакой конкретики!
А если примут такой закон, то, думаю, что действовать он будет недолго — до первого юридического прецедента. Придёт собственник промышленного предприятия и обжалует вынесенное постановление. Что такое солидарная ответственность? У нас ответственность должна быть конкретная!
При этом вы думаете, кто-то не понимает, как выстроить объективную систему контроля за выбросами? Все понимают.
Нужно поставить 20 современных стационарных постов Гидромета, газоанализаторы по линиям санитарно-защитных зон вокруг основных загрязнителей и датчики на каждом объекте выбросов, как это сделано во всём цивилизованном мире. И от этих трёх действий будет понятно: откуда прилетело, кто загрязнитель и какая в целом обстановка в городе. Цена всех этих вопросов — примерно 200 млн рублей.
И губернатор должен начать именно с этого — нужно сделать полную систему мониторинга. Как только это заработает, смею вас уверить, у нас будет совсем другой воздух.
— В числе загрязнителей вы назвали Челябинский электрометаллургический комбинат Александра Аристова, против которого при Михаиле Юревиче и при вашем участии шла информационная война. Итогом тогда стала смена власти в регионе.
— Я не стал бы называть это войной. Было противостояние между бывшим губернатором и промышленниками, которые наносили и продолжают наносить вред региону. Да, я в этом принимал участие, потому что отвечал за внутреннюю политику и взаимодействие со СМИ. Да, может быть, у нас не всегда была объективная информация для решения экологических проблем. Если честно, то и цели-то тогда были другие. Да, наверное, мы были недостаточно справедливы в тех или иных оценках. Но, по крайней мере, я точно знаю, что те наши действия приводили хоть к какому-то результату.
Такого страшного смога, как сейчас, в городе не было. Потому что промышленники знали, что будет реакция: публичная, медийная, что контрольные органы всё замерят, по телевизору покажут.
Ситуация тогда дошла до такого накала, что некоторые промышленники, пользуясь своими связями в Москве, сделали всё, чтобы губернатора убрать. Хотя в плане экологии в городе польза от Юревича была очевидна — смога и выбросов было меньше.
Для решения проблем общества, назовём их «социо-эколого-экономическими», всегда есть три переговорщика. Это крупный бизнес (мы же не экстремисты и понимаем, что они хоть и загрязнители, но в то же время и работодатели, и налогоплательщики). Это власть, которая должна стоять между интересами бизнеса и населения. И само общество, которое должно формировать требования для избранной им власти и промышленников, которые это общество эксплуатируют, зарабатывая деньги. Что происходит сегодня? Главенствуют промышленники, у которых есть деньги и связи. Областная власть слаба: либо не понимает, либо не хочет понимать. Это особенно стало видно (и для меня стало самым большим разочарованием) на итоговой пресс-конференции губернатора в конце 2017 года, где он экологическую проблему назвал «раздутым пузырем».
— Вы говорите — «власть слаба». Но ведь именно вы усадили Бориса Дубровского в губернаторское кресло, проведя предвыборную кампанию.
— Я не сажал Дубровского в кресло губернатора, это сделал президент. И я уверен, что Владимир Владимирович возлагал на Бориса Александровича большие надежды. Более того, в первый год своего избрания Дубровский был очень эффективным губернатором. Да и человек он хороший. Правда.
— Хороший человек — не профессия.
— Борис Александрович очень хороший человек, но не очень хороший губернатор. У него две основные проблемы: с целеполаганием и с кадрами. Когда он принимает кадровые решения, их можно понять с точки зрения «Дубровского-человека»: он знает этих людей, доверяет; но они совершенно непонятны с точки зрения «Дубровского-губернатора». И так — на любом уровне, кого ни возьми.
Социальный блок: за него отвечает Евгений Редин, но он не умеет управлять социальной сферой! Те люди, которые могли бы это делать, подвинуты на вторые-третьи позиции.
Политический блок. Есть хороший специалист Евгений Голицын — он отличнейший кадровик и аппаратчик, но вообще ничего не смыслит в политике. Тем не менее его ставят на эту позицию. Он вынужден этим заниматься, не понимая, что к чему.
Сергей Сушков — отличный, первоклассный министр сельского хозяйства. Один из лучших в стране! Его поднимают до вице-губернатора, вручают экологию — самую сложную тему в регионе. В итоге лишились хорошего министра сельского хозяйства и пока не получили хорошего заместителя губернатора.
Анатолий Литовченко, депутат Госдумы. Был одним из лучших глав муниципальных образований. Эффективный и в социально-экономическом, и в политическом плане. Отправили в Госдуму только для того, чтобы решить задачу непрохождения Валерия Гартунга. Гартунг в итоге всё равно в Госдуме, а область потеряла не просто эффективного главу, а некий маяк, на который смотрели молодые начинающие главы. Литовченко же просто поднимает в нужный момент руку в Госдуме в момент голосования.
И так во многом, на каждом шагу. Профессионалы остались, но чем они занимаются? Андрей Пшеницын, министр финансов, один из самых лучших финансовых менеджеров в стране. Что его заставили делать? Отдавать долги бюджета. Что сейчас происходит в стране? Регионы понимают, что положение сложное, берут займы и вкладывают их в развитие. Сейчас не время отдавать долги, потому что деньги нужны. Наш губернатор их отдаёт и ставит это себе в заслугу, фактически решая задачи федерального Минфина. И это происходит не в интересах региона и его жителей.
Дубровского не интересуют запросы населения, и население отвечает ему взаимностью.
Рейтинги губернатора падают последние три года: в Челябинске его рейтинг на сегодня около 17%, а антирейтинг — более 60%. Условно, если мы возьмём сейчас вас, посадим в кресло губернатора, завтра проведём опрос, то увидим, что 20% поддержат вас безотносительно фамилии.
Общая атмосфера в городе депрессивная. Клубок негатива.
— Как думаете, а губернатор это видит? Посылы от населения властью никак не комментируются.
— А скажите, что он вообще озвучивает? Борис Александрович вообще сторонится амплуа публичного политика. Он хозяйственник, очень эффективный промышленный менеджер, надо признать. На ММК он был успешным гендиректором и, кстати, реализовывал массу экологических программ. И совсем другая история, связанная с его губернаторской деятельностью. Он выполняет только ритуальные обязательные вещи — пресс-конференция итоговая, областные совещания и так далее. Нет у него внутренней потребности объясняться с народом.
— Но если идти на новые выборы в 2019 году, то с народом лучше бы пообщаться…
— А есть такое желание? А он вообще с нами? Меня тут недавно спросили: «А вы теоретически могли бы за него проголосовать?». Теоретически мог бы, но только он должен мне как избирателю сказать: «Я сейчас как губернатор принимаю политическое решение, что эта вакханалия с воздухом больше продолжаться не может. Дайте мне два месяца на подготовку стратегического плана. Я вам скажу, что буду делать. Обещаю, что в следующие 3-4 года мы всё сделаем».
— Посмотрим на ситуацию с другой стороны. Смог в городе не первый год, но вдруг резко активизируется Николай Сандаков…
— Если вы вспомните, смог усилился в последние три года. Я, к сожалению, два из этих трёх лет был занят, находясь в СИЗО и под домашним арестом. Когда в марте прошлого года я обрёл свободу действий, много знакомых мне предлагали этим заняться, а я отмахивался: мол, «ребята, мне бы свои проблемы решить, а потом уже за это браться». А в декабре друг за другом произошли два события. Первое — пресс-конференция Бориса Дубровского, на которой он сказал, что проблем с экологией в регионе нет. И второе — в декабре жена с шестимесячной дочкой выходит погулять (мы живем в поселке Карпов Пруд, куда в свое время не долетали выбросы из города), и у жены начинается аллергическая реакция. Для меня это стало последней каплей, и я решил, что должен открыто заявить о своей позиции.
Понимаю, что это огромные риски, учитывая мой судебный процесс. А после этого интервью у меня ещё несколько врагов появится. Но личные страхи когда-то должны перестать управлять тобой. Ты должен руководствоваться тем, что тебе диктует совесть.
— То есть ваша активизация не связана с вашим уголовным преследованием? И, например, возможностью в будущем обратиться в ЕСПЧ с формулировкой «притесняют общественного деятеля».
— Это очень популярная версия, её любят муссировать в определённых кругах. Мне эти люди известны, они сначала публично гадости говорят, а потом пишут мне в личные сообщения, что они за меня, но по-другому вести себя не могут: семья, работа и так далее. Я же был таким же, многое из того, что делал, противоречило моей гражданской позиции. Но я себя оправдывал тем, что «я ж профессионал, должен делать свою работу, выполнять приказы». Сейчас осознаю, что это нечестно. Но других людей я не обвиняю. Понимаю и прощаю.
— Вернемся к предприятиям-загрязнителям. Вы действительно считаете, что проблему может решить только вынос заводов за пределы города?
— А иначе никак. Но они (власти и бизнес — прим. ред.) этот вариант даже не рассматривают. Конечно, это дорого, сложно логистически. Но металлургические заводы сегодня убивают людей. И по уровню болезней, и по уровню…
— ….такая статистика у вас есть?
— Она, к сожалению, очень отрывочная. Мы сейчас активно занимаемся поиском данных. Какая-то ориентировочная статистика, позволяющая мне утверждать то, что сейчас говорю, имеется. Это касается и аллергических заболеваний, и гинекологических, и астмы, и онкологии.
— Главный врач онкодиспансера Андрей Важенин говорит, что мы не отличаемся в этом плане от других городов-миллионников.
— Важенин сказал, что умирать стало меньше, но болеть стало больше…
— … и в этом плане мы не исключение.
— При всём при том, что в плане решения онкологических проблем мы являемся одними из лидеров в стране. А тенденции — как у всех. Зачем нам тогда быть лидерами?
Да и вообще, а где статистика? Кто-то в регионе занимается сбором данных влияния экологии на здоровье людей? Нет. Все в городе знают, что, например, остановка развития плода на первых месяцах беременности в НМУ значительно возрастает. Все в городе знают, что девушек в женских консультациях отправляют со словами «приходите через три-четыре недели». У девушки происходит выкидыш, статистика это никак не учитывает, потому что человек уже не беременный.
Все об этом городе знают, а статистики нет. Так же, как нет статистики по бронхиальной астме в привязке к экологии. Никто не говорит громко, что аллергические реакции возросли. Есть средние цифры по миру, и они ужасают, а у нас вообще никаких цифр нет.
Главные истории Челябинска — это неизвестность и неучтённость.
— Николай Дмитриевич, вы говорите о том, что нет статистики, при этом знаете, как сократить количество выбросов. На основе каких данных?
— Это две разных вещи. В медицине статистики у меня нет. Статистика по выбросам есть. Она неполноценная и в большинстве случаев построена на внутренних отчётах предприятий, но какая-никакая есть. Количество выбросов мы хоть и примерно, но понимаем. Мы понимаем, какую продукцию и сколько отпускают предприятия. Соответственно, технологически можем посчитать, сколько они выбрасывают. Мы понимаем примерно их возможности по отлову этой грязи и её переработке. И видим цифры, которые они в отчётностях пишут: пресловутые 148 тыс. тонн в прошлом году выбросили промпроизводства. Мы сейчас понимаем, что цифры как минимум в полтора раза больше.
— Откуда вы знаете, что в полтора раза больше?
— Есть, например, условное металлургическое предприятие, которое в 2015 году отчиталось об одном количестве выбросов. Ничего не меняется: не закупаются новые очистные сооружения, технологии те же, но оно начинает производить на 20% больше продукции. Количество выбросов должно расти пропорционально, а в отчётах один и тот же уровень. В нашем движении есть хорошие аналитики, которые сейчас этим занимаются.
— И что с этим пониманием делать?
— Дальше мы говорим, что так продолжаться не может.
— Кому?
— Власти и промышленникам.
— А дальше что?
— Ждём нормальной здоровой реакции, диалога с властью, которого сейчас нет. Есть некий диалог между властью и промышленниками, а общество никто не слушает.
— Вы уже сказали, что Борис Александрович не любит это обсуждать публично, с чего вы решили, что он вдруг будет слушать вас, например, и идти на диалог?
— Вряд ли он будет слушать меня лично. Хотя почему бы и не послушать? Но число наших сторонников растёт. Да, может, не в очень консервативной среде — в интернете. Но 85% считают, что жить здесь невозможно и при первой возможности надо собирать вещи. 70% считают, что в том, что здесь происходит, — виноват губернатор. Глава региона не может на это не реагировать, даже если люди немного ошибаются. То есть либо надо разъяснять, либо соглашаться. Это всё диалог.
— Но если диалога не было в предыдущие годы, что может поменяться-то?
— Значит, надо создать условия, при которых губернатор и промышленники будут слушать общество.
— Жители инертны.
— Это ваше заблуждение. Не инерция движет бездействием челябинцев, а страх потерять работу, ухудшить своё существование. Психологические этапы любого человека: интерес, потом агрессия, потом злость, потом апатия. Мы сейчас на последнем этапе.
— Что, по-вашему, может кардинально поменять ситуацию во власти и в отношениях власти, промышленников и общества?
— Есть несколько вариантов развития событий. Во-первых, власть может усилиться. Я не исключаю возможности, при которой Борис Александрович скажет: «Ребята, всё будет по-другому. Меняю команду на профессионалов, людей, которые понимают, что надо делать в непростой ситуации. Меняю вектор государственной политики. Становлюсь сам публичным, готов к диалогу с обществом. И я готов изменить экологическую ситуацию в городе».
— А теперь давайте с небес на землю.
— Подождите, я верю в это. Я хочу, чтобы так было. И в этом случае я стану везде агитировать за Бориса Дубровского как губернатора на следующий срок. Без того, что я перечислил, состояться губернатор не может.
— Есть и другой вариант развития событий.
— А что вы так аккуратно? Люди же спрашивают: «Когда его, наконец, уберут?!» 99% людей, которых я встречаю, задают этот вопрос. Я, конечно, не знаю. Но у людей накипело, это запрос общества. Представляете, какая энергетика?! Огромное количество людей в одной географической точке желают, чтобы человека сняли с должности…
Наиль Фаттахов / Znak.com